🍁 ОСЕНИНЫ — ОСЕННЕЕ РАВНОДЕНСТВИЕ 🍁
(ок. 24 вересня/сентября)
ОСЕНИНЫ — один из четырёх важнейших Солнечных праздников Годового Круга, приуроченный к Осеннему Равноденствию (22–23 вересня), когда убывающий день становится равен ночи, а Белобог и Чернобог имеют равную силу в Лета Вращении. В современном Славянском Родноверии Осенины обычно отмечаются 24 вересня, когда Солнце «на гусиный шаг» минует точку астрономического равноденствия, которая в традиционной культуре считалась не только благоприятной для разного рода волшбы, но и в определённой мере «опасной» для простого человека.
Осенины — крупнейший в году праздник Урожая, как в значении окончательного завершения полевых работ, так и в смысле подведения итогов за минувший год (этот психологический аспект праздника представляется особенно актуальным для современных горожан). Также это пора почитания Огня Сварожича («еже моляться огневѣ под овиномъ»), всего Рода и Предков. В некоторых современных Родноверческих Общинах в эту пору в обрядовом костре сжигают соломенную птицу, торжественно «провожая» её вместе с Духами Предков, «улетающими на птичьих крылах» в Светлый Ирий до будущей весны.
В эпоху двоеверия на Руси 24 вересня отмечали «Фёклу Заревницу». С этого дня крестьяне начинали по утрам молотить хлеб («замолотки») и разжигали костры под овинами (так называемые «именины овина»), где в древности мог чествоваться Огонь Сварожич. Говорили: «На Заревницу хозяину — хлеба ворошок, а молотильщикам — каши горшок». Примечали: «С Заревницы — зори становятся багряными», а день быстро идёт на убыль — «убегает лошадиным скоком».
Историк бытовой культуры русского народа Иван Плакидыч Калинский в своём знаменитом «Церковно-народном месяцеслове», впервые изданном в 1877 г. в Санкт-Петербурге, пишет о 24-м дне месяца «сентемврия» или «рюиня/ревуна» (последнее название он производит «от рева осенних ветров и зверей, особенно оленей») следующее: «24-й день — св. мученицы Феклы. Св. мученица эта называется поселянами Заревницею. Такое название происходит от тех обычаев, которые приурочиваются у нас в сельскохозяйственном быту ко дню св. Феклы. Наши поселяне в этот день начинают свои занятия в овинах, причем на первый раз с особенным старанием угощают молотильщиков. В старину почти весь этот день употребляем был на песни и забавы, и только с полуночи зажигали огонь и при нем начинали молотьбу в овине. От этих-то огней или зарев св. Фекла и получила имя Заревницы» (цит. по изд.: Церковно-народный месяцеслов на Руси И.П. Калинского / Послесловие В. Аникина. М.: Художественная лит-ра, 1990. С. 31).
Об овине, как месте почитания Огня, И.П. Калинский говорит особо: «Овин, как место, где просушивается зерновой хлеб, издревле пользовался большим религиозным почетом. Церковный устав св. Владимира в числе других остатков языческого суеверия, подлежащих духовному суду, указывает и на моление под овином. В слове Христолюбца встречаем подобное же указание: “еже молятся огневи под овином”. В Орловской губ. и до ныне режут кур под овином 4-го сентября, следовательно, при начале молотьбы; в других же местах уцелел обычай резать петуха 1-го ноября» (цит. по изд.: Церковно-народный месяцеслов на Руси И.П. Калинского... С. 31).
У выдающегося российского этнографа и археолога Александра Власьевича Терещенко (1806—1865) в части V его фундаментального труда «Быт русского народа» (1848) читаем в главе «Овин и овинные именины» следующее: «В Костромской губернии празднуют овин (сентября 24) в день мученицы Феклы, именуемой в простонародии Феклою заревницею. Овин собственно значит гумно: хозяин собирает молотильщиков в овин, который в тот день называется именинником; там варят кашу в честь именинника и угощают ею всех работников. Это не есть особое празднество, но обряд гостеприимный: угостить новой кашею. Когда поспеет каша, тогда молотильщики садятся в кружок, и непременно в самом овине. Хозяин первый отведывает кашу, а молотильщики говорят: „Хозяину хлеба ворошок, а молотильщикам каши горшок“, — и потом едят ее с маслом. В других местах северо-восточной России это действие слывет под именем овинных именин и там варят кашу, но она называется уже домолотною, т.е. сваренною из окончательного умолота» (цит. по изд.: Терещенко А. Быт русского народа: в VII частях. Ч. IV и V. М.: Русская книга, 1999. С. 301).
О древнем почитании Огня Сварожича находим в дошедшем до нашего времени в разных списках «Слове некоего христолюбца и ревнителя по правой вере» поистине бесценные свидетельства: «(i) ѡ́гневи сѧ молѧть. зовуще его сварожицемь (сварожичемъ)» (цит. по изд.: Гальковскiй Н. Борьба христiанства съ остатками язычества въ древней Руси. Томъ II. Древне-русскiя слова и поученiя, направленныя противъ остатковъ язычества въ народѣ. М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1913. С. 41). «Коèже соуть идолослоужители то соуть идолослоужители иже ставѧть трѧпезоу рожѧницѧмь коровай молѧть виламъ и ѡгневи подъ ѡвином и прочее...»; «i жертвы идольския, еже моляться огневѣ под овиномъ, i вилам, i Мокоши, ...Перуну, i роду, i рожаницѣ i всѣмъ тѣмъ иже сут тѣмъ подобни» (цит. по изд.: Аничковъ Е.В. Язычество и древняя Русь. СПб.: Типографiя М.М. Стасюлевича, 1914. С. 52, 42).
Еще в XIX в. исследователи нашей старины высказывали предположение (в целом, не разделяемое современной наукой), что осень в древнеславянских верованиях могла быть связана с таким фольклорным персонажем, как Овсень, Усень или Таусень, известным, прежде всего, по дошедшим до нашего времени колядкам, этимология имени коего, возможно, восходит к древнейшему индоевропейскому корню, от которого, в свою очередь, произошли древнеиндийские Ашвины, латышкий Усиньш и др. Так, у видного российского историка, археолога и этнографа XIX в., автора ряда трудов по славянской мифологии и этнографии, барона Дмитрия Оттовича Шеппинга (1823—1895), выходца из старинного рода баронов фон Шеппинг, существовавшего в Вестфалии ещё в XIII в., читаем: «Растительное царство раздѣляется по времени своего развитiя на двѣ главныя половины весенняго и осенняго плодородiя, посѣвовъ и жатвы, олицетворенныя въ нашемъ миѳѣ веснянками и оснянками. Первыя слились у южныхъ Славянъ въ личности богини весны, совершенно тождественной съ весеннею Живой, носящей въ этомъ значенiи по преимуществу имя Сiевы, т.е. Сѣвы или Сейвины у Хорутанъ. Оснянки же перешли вѣроятно въ понятiе бога или богини осени, хотя собственное имя этого божества вскорѣ совершенно замѣнилось именемъ Моры или Морены, однако же сохранился слѣдъ его въ названiи народнаго праздника Рязанской губернiи: Авсень или Овсень (Вѣстникъ. Европы. 1827 г. (мартъ и апрель стр. 39). Снегиревъ: Русскiе праздники ч. II). По созвучiю этому имени соотвѣтствуетъ Освенъ (Ozvena), которого Гануш (стр. 303) принимаетъ за эхо, но вѣроятнѣе всего, что это одно и то же имя божества осенняго Асвена и Авесна (Освенъ — Овсень), о которомъ восклицаетъ справедливо Макаровъ: „ужъ не онъ ли наша Церера?“» (цит. по изд.: Миѳы славянскаго язычества. Сочиненiе Дм. Шеппинга, Члена Королевскаго Копенгагенскаго Общества сѣверныхъ изыскателей древности. М.: Въ типографiи В. Готье, 1849. С. 88–89).
Волхв Велеслав
